Пытки и насилие в 2020 — история Ивана

«Увозим в лес или делаем его инвалидом?» Последовал ответ: «Нет времени, делаем инвалидом!»

Иван выражал свою гражданскую позицию еще во время предвыборной гонки. Участвовал и в августовских событиях, которые для него закончились благополучно, но 25 октября по дороге с очередного митинга его задержали. Избивали 12 человек в течение часа. К счастью, он выжил, прошел длительное восстановление после травм и намерен добиваться справедливости. Даже уехав из страны, он продолжает писать жалобы в правоохранительные органы Беларуси и международные организации.

Нападение, бус, избиение

Для Ивана эта история началась еще в мае 2020-го года, когда друг предложил ему помочь собирать подписи за Тихановскую. Иван был координатором по Московскому району Минска, расклеивал листовки со Светланой. Все было спокойно – ни происшествий, ни провокаций. А в августе, когда стали известны результаты выборов, Иван выходил на все митинги. И всегда оказывался в эпицентре: на его глазах автозак переехал ногу одного из протестующих, он был в паре сотен метров от места гибели Тарайковского, сам убегал от обстрелов. Осенью Иван продолжал проявлять активность.

– 25 октября мы с другом отправились на марш, где встретили Хоровца (корреспондент БТ, находящийся в базе народного трибунала, – Август2020). Люди мы воспитанные, с высшим образованием, поздоровались с ним, поговорили даже немного, предупредили об опасности. Он хотел найти начало колонны, и мы его туда провели. Через какое-то время мы увидели, что вокруг него собралась толпа. Марш – это тысячи разных людей и тысячи разных эмоций. Мы поняли, что сейчас корреспондент может пострадать, поэтому старались сдержать напор людей. Да, пусть он врет по БТ и делает чернуху, но он все равно человек, и наказывать его надо другими методами.

Творился полный хаос, друзей самих чуть не объявили провокаторами. Корреспондент сумел убежать. Казалось бы, инцидент исчерпан. Но после выяснится, что не до конца.

Ближе к 17:00 колонна разделилась, и друзья отправились к своей машине, спрятали флаги. Пошли за мороженым и водой. На обратном пути из магазина их подрезал бус. – Мы ничего такого не ожидали. Идем спокойно вдвоем, уже нет никакого митинга. И тут они бегут на нас. Мой друг успел убежать, а я, перебегая дорогу, уронил ключи от машины. Остановился, хотел их поднять. Да, позволил себе такое вот безрассудство. Возле банка Дабрабыт я споткнулся, и ОМОНовцы меня поймали, взяли под руки и потащили.

Я несколько раз им говорил, что не сопротивляюсь, чтобы статью за сопротивление не пришили. Но разве с ними можно разговаривать?! Один из них начал бить меня под дых. Завели в бус, а там приняли со словами: «Сука, ты попал!». Кинули на пол и начали бить ногами и палкой. Не резиновой, а железной. Перед избиением я услышал, как они спрашивали друг друга: «Увозим в лес или делаем его инвалидом?» Последовал ответ: «Нет времени, делаем инвалидом!»

– Я был единственным задержанным в этом бусе. И знаете, бить человека можно по-разному, можно его и как свинью забивать. Уже потом, когда лежал на больничной койке, пришла новость о гибели Ромы Бондаренко – вот это прямо моя ситуация, они наказывали его тоже прямо в бусе. Когда ты там не один, есть свидетели, совсем чернуху им сделать тяжело. Но когда ты один, а их двенадцать – тут о безопасности речи не идет. Мог бы и не выжить. Когда лежал потом пару месяцев, восстанавливался, многое вспомнил и осознал.

Завели в бус, где приняли со словами: «Сука, ты попал!» Кинули на пол и начали бить ногами и железной палкой

Иван – парень физически и морально подготовленный. В 2008 году окончил факультет физвоспитания. Затем отслужил, прошел курс на уголовно-исполнительном факультете академии МВД. Успел поработать в спортивной колонии офицером, начальником отряда. Но уже в 2010-м уволился оттуда по собственному желанию, в том числе из-за событий в стране (в тот год тоже были выборы президента и акции протеста).

– Всех, кто работает с осужденными, обучают, как вести себя при бунте, взятии сотрудников в заложники и прочих ситуациях. В бусе эти навыки пригодились, я прикрывался достаточно хорошо: ноги под себя, подбородок к груди, руки возле головы. В форме эмбриона – пожалуйста, бейте. Так продлилось минут 5-10. Было терпимо, но один из ОМОНовцев просек, что их удары малоэффективны, поэтому перетянул мне руки стяжками. «Закрываться» стало практически невозможно, и в таком положении меня избивали где-то час.

Иван вспоминает, как его пытали. Они включили камеру и задавали один и тот же вопрос: «Ты бил корреспондента БТ?» Иван отвечал: «Нет!» Этот вопрос повторяли около пяти раз, но выбить нужные показания не удалось. Потом они-таки «нашли» человека, который якобы избивал корреспондента, его посадили на три года.

– Помню, что они постоянно менялись – уставали меня бить. Я регулярно терял сознание: удары прилетали точно в голову. Боясь, что они могут проломить мне череп, я пополз как гусеница и спрятал голову под сиденье. А там уже окончательно отключился. Может, в какой-то мере меня это спасло. Они выкинули меня возле Советского РУВД со словами: «Это твой второй день рождения».

Второй день рождения, Советское РУВД, автозак

Сотрудники РУВД били Ивана по щекам, обливали водой — пытались привести в чувство. Но он приходил в себя лишь на мгновенье, а затем снова отключался. Через два часа Иван очнулся. Ему трудно было понять, что происходит, помнит только, что слышал слова «снимай шнурки» и что кто-то расписался его рукой. Прошло еще три часа, и Иван понял, что находится в РУВД. Там уже не били (хоть «спасибо» им за это говори), но тело жутко болело и горело, ходить сам он не мог. Поэтому Ивана таскали под руки от одного конвоира к другому.

– Я просто стонал, не понимал, где болит и что сломано. Но даже в таком состоянии я не согласился с обвинением по статье 23.34, потому что там было написано: «Cтела, Победителей, 28». Какая нахрен Стела? Вранье. Если бы просто было написано, что участвовал, я бы, наверное, согласился в таком состоянии. А так написал «не согласен». На этом в РУВД все закончилось.

Около автозака один из сотрудников спросил, указывая на меня: «А что с этим?» Ему кто-то ответил: «Этого дубинка покусала!» И они начали хохотать

Меня подвели к автозаку, чтобы отвезти на Окрестина. Вел молодой парень, я спросил: «Чего меня так избили?» А он в ответ: «Я тут недавно, вообще не знаю, что происходит». Круто! Около автозака один из сотрудников спросил, указывая на меня: «А что с этим?» Ему кто-то ответил: «Этого дубинка покусала!» И они начали хохотать. Посадили меня в этот кокон, так называемый стакан.

Поднимаясь в автозак, Иван заметил на полу БЧБ флаг. Он аккуратно обошел его и сел в «стакан» полубоком, ведь парень он крупный. А к нему подсадили еще одного.

– Он был покрашенный, модный такой, лет 19-ти, а я лысый и с бородой. Отъехали немного от РУВД и остановились. Началось представление, тыкали на флаг на полу и говорили: «Ну что, змагары, (а меня они бородой называли), так вы любите свой стяг?» В этом коконе маленькое отверстие для воздуха, кулак еле пролезает. Я не курю и парень, который вместе со мной, тоже, а конвоир прямо туда нам дыма напустил. Дышать было нечем, к тому же тесно и темно. Конвоир хляпает постоянно: «Не спать!» Как чан надеть на голову себе и постучать, вот те же ощущения. Особенно это тяжело психологически, нужно уметь абстрагироваться.

Автозак с задержанными простоял около двух часов, прежде чем добраться до Окрестина. Ивану угрожали, мол, ему светит шесть лет. Приставали конвоиры и к соседу Ивана, хотели его подстричь (как ни странно, машинка на батарейках у них нашлась). Иван не выдержал и сказал: «Хочешь поглумиться, подстричь? Давай мне бороду подстрижем, не трогай малого!» Конвоиры замолчали и закрыли их стакан. Потом, кстати, этот молодой парень очень помогал Ивану на Окрестина.

Окрестина, нестерпимая боль, суд

– Когда нас, наконец, привезли на место, врач велела мне раздеться. Когда я сделал это, она позвала еще двоих коллег. Они осматривали меня, охали и ахали. А я думал: неужели так все плохо? Что они там уже видят такого страшного? Дали мне жменю таблеток и сказали: «Если будет совсем плохо – зови!» Это было странно: мне и так плохо, и я не знаю, что они имели в виду под словом «совсем». Но после таблеток мне стало чуть легче, я даже поспал часа два.

А утром я не смог встать. Нас заставляли стоять, но я падал. Если опирался на стену, мог выдержать минут 20. Проблема была в позвоночнике – режущая боль, если вдруг не так повернусь или не так встану. Врач опять выдала мне горсть таблеток и не уходила, пока не убедилась, что я все выпил. Кстати, ребята в камере тоже были шокированы моей спиной: «Это берцы, представляешь? У тебя на спине след берца, как на снегу». Возможно, у этих ОМОНовцев были берцы с шипами, у меня на спине были красные точечки.

«Врач начала осмотр и двумя пальцами надавила на позвоночник – у Ивана подкосились ноги»

В 12 часов дня прошел суд, вернее пародия на суд. Двое неизвестных затащили Ивана в комнату, где беседа проходила по скайпу. Иван до последнего думал, что это интервью, и только в конце осознал, что теперь так судят людей. В комнате еще было двое «свидетелей». Судья принялся разбирать протокол, где был указан неверный адрес задержания Ивана. На его возражения один из свидетелей продолжал врать, утверждая, что видел Ивана по неправильному адресу. Предложение взять запись с камеры и посмотреть, где произошло задержание, судья проигнорировал. Судилище длилось минут 20 – Ивану дали 15 суток.

– Меня завели обратно в камеру, а к четырем часам вечера мне стало уж очень плохо, боль такая, что я начал терять сознание. Мой сокамерник (тот самый парень из «стакана») начал стучать в дверь, да и остальные ребята просили, чтобы вызвали скорую. Пришел уже другой врач, меня вывели в коридор. Осмотрев меня, он крикнул: «Зови начальника!» Зашел кто-то из руководства, а я стоял и в бессознательном состоянии слушал их диалог:

– Я снимаю с себя ответственность, делайте с ним, что хотите!

– Да что тут такого?

– Тут закрытая ЧМТ 100 процентов.

Врач снова посмотрел на меня и спросил, когда я мочился в последний раз. А я щей похлебал каких-то в обед и все. В туалет не ходил, и вряд ли смог бы. Мне дали пустую бутылку и отправили в камеру. Прошло часа два, но я так и не смог помочиться.

Ивана снова вывели из камеры и поместили в одиночку напротив кабинета врача. Она снова дала ему кучу таблеток, от которых стало полегче. Было уже 22:00, а около полуночи Ивана снова раздели, чтобы осмотреть. Врач, кстати, не удивлялась, а вот конвоир, молодой парень, был впечатлен, видимо, новичок. Врач начала осмотр и двумя пальцами надавила на позвоночник – у Ивана подкосились ноги. Но сознание он уже не терял и даже мог стоять на одной ноге. Но одно неверное движение – резкая нестерпимая боль. Рекомендация врача – лечь и поспать, на утро Иван почувствовал себя «хорошо», если сравнивать, например, с состоянием в РУВД.

– Знаете, есть разные стадии мяса. Первая, когда ты ничего не соображаешь, – это было в РУВД. Вторая стадия – назову ее «полумясо». И третья – когда ты соображаешь и можешь терпеть боль, хоть и продолжаешь падать от сильных головокружений. Но я еще отравился этими щами, и ко всем моим симптомам добавилась диарея. Я был бледный как смерть. Живот так крутило, что эти щи я вспоминаю до сих пор (смеется).

Утром в камеру зашла врач и, увидев, в каком состоянии Иван, выругалась и вызвала скорую. Приехали две молодые девушки. При виде Ивана у одной затряслись руки, а вторая заплакала. Ивану срочно сделали кардиограмму. Началась ругань с врачом ЦИПа, мол, как можно удерживать человека в таком состоянии. Врач открещивалась от нападок: «Да забирайте, оно мне надо, думаете?»

«Врачи были «свои», что ли. Они были в шоке от происходящего, им приходилось забирать из исправительного учреждения куски мяса»

– Врачи были «свои», что ли. Они были в шоке от происходящего, им приходилось забирать из исправительного учреждения куски мяса. Это ведь ненормально. Мы поговорили с врачом:

– У тебя криминальный характер повреждений. Как хочешь, но я фотографирую. У меня обязанность отправить эти фото в органы.

– Делайте то, что считаете нужным.

– Слушай, ну звучит страшно, но в целом, все нормально. Там перелом двух отростков, но отломались они не полностью, операция не нужна, надо все обездвижить, и через два месяца будешь ходить. Ушибы пройдут, сотрясение пройдет, ЧМТ пройдет через две недели постельного режима. Я не советую здесь оставаться и могу отпустить, потому что они могут приехать и забрать тебя обратно.

Так они и сделали. Иван несколько месяцев пролежал дома. Лишь к концу января немного восстановился и пришел в себя. Но о случившемся не забыл, написал в следственный комитет, чтобы провели проверку по факту нанесения тяжких телесных повреждений.

– Меня никто не дергал, зато я их начал дергать. По телефону мне сказали, что проверка закончена, уголовное дело не возбуждено из-за отсутствия состава преступления. На вопрос, откуда взялись мои травмы, никто, конечно, не ответил. Сказали лишь, что в определенных ситуациях сотрудники правоохранительных органов могут применять физическую силу. Я спросил: «Это были сотрудники правоохранительных органов?» И получил красноречивый ответ от них: «Не знаем».

Кстати, одного из сотрудников, избившего меня в бусе, я узнал. Это был Ефименко Александр, сотрудник ГУБОПика. Я был с ним когда-то знаком, но он меня не узнал, как и я его. Мы виделись лет 15 назад. У него манера речи специфическая, и когда я услышал его голос, в голове замигало — вот знаю его, но откуда – не помню. Потом у меня было пару месяцев полежать, подумать. И по комментариям знакомых узнал его, он, оказывается, пошел работать в милицию.

«Кстати, одного из сотрудников, избившего меня в бусе, я узнал. Я был с ним когда-то знаком…»

– Я опять написал заявление, они снова начали проверку. 20 декабря мне сообщили, что проверку по делу продлевают. Я позвонил 23 декабря, Озарко Екатерина Андриановна (следователь по моему делу) сказала, что нет ответа по судмедэкспертизе. Но я-то знаю, что она была проведена еще 18 ноября. Прошли праздники, и в середине января я записался на прием к начальнику судмедэкспертизы. А почему бы и нет? Начальница ответила, что 23 декабря отправила мою экспертизу в Следственный комитет. Позвонил опять следователю Озарко, а она в отпуске. Ну, бывает. Другие следователи ничего не знали и не говорили. Дозвонился до нее лишь в середине февраля. «А что вы хотите? Мы вам по адресу ответ отправили!» – сказала она. Но ничего не приходило.

А потом со слов адвоката я узнал, что дело закрыли еще 30 декабря, как говорится, в новый год без старых дел. Когда я хотел ознакомиться с материалами, мне стали поступать угрозы, три раза вызывали в Следственный комитет к другому следователю по непонятным вопросам, проверкам телеграмм-каналов. А в последний раз, когда я был у самой этой Озарко, она открыто угрожала: «Если не угомонишься, мы тебя закроем! Ты уже всем надоел. Все! Покиньте мой кабинет, уходите вон!»

Я просто рассмеялся ей в лицо.

Сейчас Иван в Польше. Где-то неделю назад послал оттуда заказным письмом заявление в Верховный суд. Ждет результата.

– Честно, я до конца не хотел покидать Беларусь. Мне и «Наш дом», и Ольга Карач (белорусский журналист, общественный деятель, политик. – Август2020) говорили, что надо поскорее уезжать, но я хотел добиться правды. В январе отправил заявление в ООН, а Ольга Карач – в немецкий суд. Дело в том, что они не могут скрыть мои данные, они обязаны интересующуюся сторону ознакомить, кто и в чем ее обвиняет. А мы обвиняем государство в применении пыток. Хоть я играю в открытую, но все равно. Когда ты играешь на поле соперника, если им необходимо что-то сделать с тобой – они сделают.

Иван в кратчайшие сроки написал консулу, прикрепил пару документов и быстро получил гуманитарную визу для всей семьи. Особого внимания заслуживает рассказ Ивана о том, как всей семьей они приехали на пограничный переход. Перед выездом на сайте МВД удостоверился, что выездной. Все документы были в порядке, но семья с маленьким ребенком простояла на границе шесть часов. Были мучительные допросы: куда едете? зачем? кто помог? Потом уже другой допрашивающий продолжал: что вам не нравится? чего вы уезжаете? вы квартиру продали? Затем тщательный осмотр машины. Перерыли все, залезли даже в карманы.

– Один из сотрудников тихонько на ухо мне сказал: «Верым, можам, пераможам! Нам сказали шмонать тебя. Мы ждем звонка, скажем, что все проверили, и в обед проедешь. Пойми, нас по камерам смотрят». Через какое-то время им действительно позвонили, и мы наконец проехали.

Недавно Иван отправил своего адвоката ознакомиться с постановлением. Там написано, что был арестован по улице Сторожевская, 8, сотрудники органов якобы пресекали его противоправные действия. Изюминка в том, что в каждом обжаловании Иван указывал именно этот адрес, адрес его реального задержания. Но ведь в протоколе задержания и опросе свидетелей был указан адрес Победителей, 28, и мотив: «Кричал Жыве Беларусь!» Ни в РУВД, ни в суде никто не принимал показания и доводы Ивана, а теперь сам Следственный комитет подтверждает, что его задержание произошло по другому адресу. Либо следователь неправильно провел проверку, либо он провел ее правильно, но тогда дураки – сотрудники РУВД, которые лжесвидетельствовали. Они сами себя загнали в угол.

– Когда говоришь правду, легче жить и дышать. А они заврались. Что выберет теперь Верховный суд? Еще я подал на международную защиту, но тут есть нюансы. Если все так и будет продолжаться в стране, я не смогу вернуться от 5 до 7 лет, а у меня родители пожилые. Кошки скребут на душе, что если что-то случится, я даже похоронить их не смогу. Но надеюсь и верю, что все будет хорошо.

«Не делать ничего я не мог. Моя семья понимала, что если мы останемся, меня закроют»

– Я понимал, что находиться в Беларуси пока не могу. Честно смотрел на себя в зеркало и видел — ходить на акции да и вообще делать что-то физически было не для меня. Думаете, я не знал, что бумажки – это бесполезно? Но, во-первых, это волеизъявление, а во-вторых, останется хоть в каких-то архивах для наших потомков. Не делать ничего я не мог. Моя семья понимала, что если мы останемся, меня закроют. Вот моему другу, барабанщику, который барабанил под марши, шесть лет дали. Лишиться свободы всегда успеешь. После буса я понял, что жизнь одна, сегодня ты есть, а завтра – нет. А сколько людей пропало… Вот и живу с этим осознанием, что есть такие бусы, в которых ездят отморозки. Не знаю, чем они себя мотивируют и как вообще оправдывают.

Мы не могли не спросить у Ивана, про его душевное и психологическое состояние.

– Знаете, я сам из плохого района, много дрался. Душевной травмы у меня нет, обиды тоже. Конечно, я расстроен, что так произошло, но я благодарен Богу за эту ситуацию, я многое переосмыслил. В Европе, кстати, я никогда не был. А теперь тут даже возобновил занятия спортом. В Беларуси у меня был свой бизнес, достаточно хороший (занимался производством угля для шашлычных и кафе, а также грузоперевозками). Мне было, что терять. Ведь там все устроено, развивайся себе, живи и расти ребенка. Пришлось все бросить, сейчас в Польше пойду работать в такси. Но как сложилось, это новый этап моей жизни.

P.S. Обращался в следственный комитет. Дело приостановлено из-за отсутствия состава преступления. Травмы зафиксированы.

Автор: Команда проекта Август2020

Фото: Команда проекта Август2020