August 2020  — Медиапроект «Август2020» (august2020.info/ru) собирает и публикует свидетельства о пытках, побоях и издевательствах во время мирных протестов после выборов в Беларуси в 2020 году.

Пытки и насилие в 2020 — история Маши М.

22 года, журналистка. «Я даже не знала о существовании Окрестина»

Маша – гражданка Литвы, но почти всю сознательную жизнь прожила в Беларуси. Была она там и после выборов президента в августе 2020-го. По ее словам, они с мужем и другом, в отличие от других задержанных, физически почти не пострадали. Но тут же добавляет, что тогда впервые осознала, как легко отнять у человека свободу и жизнь. Маша отчетливо запомнила страх смерти, с которым никогда раньше не сталкивалась.

«Ты что, литовка? Сейчас на 12 лет присядешь, и родины больше не увидишь!»

9 августа было как в кино: сцепки, ОМОН, гранаты, погони. Закоренелые оппозиционеры из Лондона рассказывали, что могут быть задержания (несколько лет назад Маша бросила университет в Беларуси и уехала покорять Лондон, – Август2020). Так что к суткам я была готова, но не думала, что будет столько насилия. После такой ночи не была уверена, что готова снова выходить на протесты.

Мне было очень плохо, я посоветовалась с моим другом – Мариком (тогда мы еще не были женаты). Решили, что поедем, раз есть машина, можем блокировать дороги. В итоге чудом уехали с Пушкинской. Хотя я вот говорю чудом, а так совестно. Вечером 10-го августа мы смогли подключиться к интернету – читали новости и молча плакали. После этого долго думали о планах на 11 августа. И тут я вспомнила времена войны: тогда же девочки были медсестрами. Бросила клич в группе беларусской диаспоры в Лондоне, что хотим купить воду и медикаменты. Люди скинулись, мы сделали 180 пакетов «первой помощи»: бинты, перекись, пластыри, маленькая памятка, что и как делать. Купили еще 200 маленьких бутылок с водой.

Хорошей идеей показались красные кресты на машине и на тех из нас, кто будет бегать. Мы с другом сделали повязки из белого бинта и красного скотча. Начали объезд с Серебрянки, заехали на баррикады, были в Петровщине и Малиновке, Риге, районе Зеленого луга и Каменной горке после замеса. Думали, что последним пунктом станет Пушкинская. У нас был уговор, что через центр не едем. Но Немига выглядела пустой и спокойной. Говорю пацанам, может, сократим? Мы же не участвуем в протесте, мы же медики. Думала, что их не тронут.

«Меня сразу же поставили на капот почти как в американских фильмах, ребят отвели к багажнику»

Машину ГАИ мы увидели не сразу, но задерживали нас омоновцы. Меня сразу же поставили на капот почти как в американских фильмах, ребят отвели к багажнику. Все снимали на «тихарскую» камеру. Достали остатки лекарств, флаг, баллончики с краской и маску для Хэллоуина. Оказалось, что в машине был еще охотничий нож. Флаг показательно постелили на асфальте, на него выложили все, что нашли в машине и — водный пистолет, который мы с Мариком купили по скидке. По иронии судьбы пистолет был бело-красным. Самое опасное оружие в мире!

У меня с собой был и паспорт, и вид на жительство в Беларуси. Последнее вообще никого не волновало. «Ты что, литовка? Сейчас на 12 лет присядешь, и родины больше не увидишь!» Маты, угрозы. Спрашивали, сколько нам заплатили, почему мне не сидится в «моей» Литве. Хотя моей родиной всегда была Беларусь, Минск.

Смотреть в сторону ребят не давали. В какой-то момент стало страшно, что на капот поставили не просто так, что могут изнасиловать или еще что-нибудь сделать. Было видно, что омоновцы очень рады нашему задержанию, они прямо ликовали. Потом мы узнали, что им выдавали бонусы за задержание медиков и журналистов. Объяснения, что мы волонтеры, они не слушали. «Что, всем этим протестунам помогали, предателям этим, да?»

Они много курили, быстро разговаривали и вообще вели себя, как псы при виде свежего мяса. Думаю, что они на 100% были обдолбаны. Кульминацией стал момент, когда они сказали «Ну все, пакуем». Заломали руки, завели в бусик. Потом привели кучерявого парня. И как только закрылась дверь, ребят начали избивать. Кажется, кучерявого вообще положили на пол и стали бить дубинкой, ногами мутузить. Он потом в РУВД рассказал, что один из этих уродов затушил бычок о его колено.

«Первая мысль, что вывезут в лес, будет нам ж*па, и никто нас после этого не найдет»

Долго не могли решить, куда нас везти. «Давай во Фрунзенское, больше нигде нет мест». Первая мысль, что вывезут в лес, будет нам ж*па, и никто нас после этого не найдет. Вторая — начинаю тихо извиняться перед пацанами за то, что я их в это втянула. Мы потом вместе ходили к психотерапевту и выяснили, что никто никого ни за что не винит. Но до этого я столько всего себе напридумывала.

Сначала били всех, кроме меня, но потом омоновец начал лупить меня по голове, шее и спине со словами «Ты ж из Литвы, а в Литве феминизм — значит, будешь огребать как все». Бил рукой в перчатке, больнее всего было по шее. Но самое пристальное внимание было все же к Кучеряшке — мутузили его нещадно. Омоновец прямо в раж вошел.

– Приезжаем в РУВД, со всех сторон крики «Быстрее! Быстрее! Быстрее!» Нужно торопиться, мы же опаздываем! У каждого свой сопровождающий, а я прихрамываю в сандалиях с перебинтованной ногой (после косметической процедуры накануне 9 августа).

– Ну, ладно, не торопись, – говорит «мой» омоновец.

– Что вы сказали!? – поворачиваюсь к нему вот с та-а-акими глазами

– Не торопись, у тебя же нога

– Спасибо, говорю, а сама думаю: «Ни*уя себе! Нас только что от*издили, а ты мне разрешаешь не торопиться?!» Привели подвалами в зал и — я о*уела от происходящего там. А один из сопровождающих говорит: «Видишь вон того чувака? Он обделался от страха, тебя тоже ждет». Всего в спортзале было человек 100-150.

Нас ставят на колени головой в пол, надевают наручники. В зале отвратительный запах мочи, пота и крови. Но первый шок был не от того, что били, а от того, как с нами разговаривали. Смесь быдлятины с матом. Кстати, когда мы приехали, нам с другом поставили черные кресты на белые бинты. Я не обратила внимания, увидела только когда отдали вещи. Нам повезло, что эту метку срезали во время описи. Наверное, тогда еще не все знали об обозначении. Не представляю, что с нами могли бы сделать. (С начала августа стало известно о фактах цветной маркировки задержанных. Те, кого помечали черным цветом, подвергались самым жестоким пыткам, в том числе, по неподтвержденной информации Гражданской кампании «Наш дом», такого задержанного теоретически могли убить. — Август2020)

«Посадили возле тира, там была пыточная»

Стало понятно, что быстро мы не выйдем. Меня ставят перед омоновцем-дрыщем в черной балаклаве. И начинается: «Ну чё те не нравится?» Наверное, здесь нужно сказать спасибо терапии, благодаря которой поняла, что это не допрос, а давление. – «Да я просто хотела помочь!» – «Сколько тебе заплатили?» – «Никто мне не платил, я сама поехала!» Говорила абсолютно спокойно, хоть там же непонятно, как с ними говорить, чтобы не получить. «Ну вот сколько тебе лет?» – «21, а вам сколько?» –«Мне уже пятый десяток». – «Ну, так я писюха малая, буду в вашем возрасте — пойму». И он отстал. Не знаю, расположила ли я его к себе, но другие омоновцы надо мной насмехались.

Посадили возле тира, там была пыточная. Стоны и крики нечеловеческие. То, что со мной говорил следователь, я поняла по ежедневнику и манере общения. Сижу на лавочке, а у стены лежат пацаны в наручниках, кто-то стоит в «ласточке». По ним ходят, бьют и снимают на камеру. Меня обещают положить туда же, если не буду отвечать. Следак спрашивает, мол, откуда деньги на медикаменты. «Жила в Лондоне, заработала». «Ты из Беларуси?» – «Да» – «Но у тебя литовский паспорт?» – «Да» – «Ты жила в Лондоне?» – «Да». Мозг его, видно, сломался на этом.

– Меня сняли на камеру в 360 градусов и опять посадили рядом с тиром. И тут душа ушла в пятки: в тир ведут Марика, а друга — в конец коридора. Когда из тира слышится новый голос, начинаю плакать: я была уверена, что это голос Марика. Ужасное и болезненное чувство. Но его только допрашивали. У тира я просидела часа два. Тех, кто туда заходил, вытаскивали под руки. Я ничего лучше не придумала, кроме как нагло пялиться всем в морды и пробовать запомнить фамилии. Все еще была надежда, что из-за литовского паспорта выпустят раньше, и я сообщу об издевательствах.

«Тогда тоже было страшно: в зале четверо мужиков и я»

Обыск машины проводил следователь Максим Евсеевич. Когда подписывала протокол обыска, в тире было только четыре милиционера. Кто-то курил, кто-то сидел на расслабоне — как будто ничего не произошло! Тогда тоже было страшно: в зале четверо мужиков и я. Но, видимо, у них еще остались какие-то принципы.

– В зале возле меня сидят несколько девушек, парень с полностью разбитым носом, кто-то лежит. Найти своих пацанов не могу, но вижу Рыжика (так Маша назвала рыжеволосого парня из числа задержанных – Август2020). Ему на попе разрезали джинсы и трусы и по голому телу били дубинками. Сидеть он не мог, стоял на коленях. Ко мне несколько раз подходил следователь и переспрашивал: «Ты точно Матусевич Мария?» Наверное, меня не было в базе из-за гражданства.

На опись вещей я пошла сама. Ее проводили блондинка и рыжая из ГАИ. Редкостные, конечно, бабы. В протоколе написали, что зачитали мои права. «Извините, а вот здесь параграф… А какие вообще у меня права есть?» – «Подписывай!» – «Подождите, пожалуйста…» А они на своем стоят: подписывай и зовут омоновца. Ну, понятно. У меня был телефон друга. Его нашли в толпе, заставили разблокировать и увидели переписку по поводу событий у Стелы 9 августа. На моих глазах омоновец поставил его на колени и начал избивать дубинкой. Из нас троих ему досталось больше всего.

Через какое-то время у меня завязался диалог с лейтенантом Андреем Хвойницким. Он спросил, зачем я такая молодая туда полезла. А я не выдержала и спросила, кайфует ли он от своей работы. «Деньги платят, а кто у власти — пофиг». Ему 21 год. Ничего плохого он не делал, наоборот, водил нас в туалет, воду давал, снял с меня наручники. Но! Он был свидетелем этого беспредела.

Спросила Рыжика, за что его так? Оказалось, что за бчб-заставку на телефоне. Мы перешептывались, а тут к нам подлетает омоновец: «Что вы тут перешептываетесь?!» Моя реакция на стресс: «Говорю, что кофе хочется, сигаретки бы». Что он ответил — не помню, но разрешил пересесть к моим пацанам.

«Она разбила восемь телефонов. Делала это максимально извращенно и демонстративно: о стену, клала на пол и била дубинкой»

– Какой-то хрыч увидел, что я без наручников. Руки от стяжки посинели очень быстро. Началось подписание протоколов. Кто не соглашался — били. Наступает время пересменки. И к нам с ноги врывается омоновка, та самая Карина-Кристина. (Задержанные, находившиеся во Фрунзенском РУВД Минска, рассказали о «сотруднице ОМОНа Кристине», которая избивала людей в спортзале. Некоторые задержанные сообщали, что сотрудницу ОМОНа звали все же Карина. — Август2020)

Всех подняла, поставила. Кто без наручников — в наручники. Утро, у людей начинают звонить телефоны, будильники. Она разбила восемь телефонов. Делала это максимально извращенно и демонстративно: о стену, клала на пол и била дубинкой. А еще сделала «добрый жест»: пересадила девочек к стене, но потом все равно подняла всех и мы стояли «мордой в стенку».

Я была почти в состоянии обморока и попросила воды. Карина-Кристина уходит и возвращается с двумя бинтами, пропитанными нашатырем, и засовывает мне в нос. Пару секунд, но заряд «бодрости и энергии» жесткий. Больно, неприятно, но я пришла в себя.

Стали перегонять с места на место и готовить к вывозу. В какой-то момент в спортзал врывается мент с охреневшими глазами, несколькими бананами и энергетиками. Предложил девушкам. Я немного отхлебнула энергетика. Когда осталось человек 15, омоновцы долго решали, что со мной делать. В этот момент я совсем обнаглела: брыкалась, гремела наручниками и попросилась в туалет. Омоновец, который меня конвоировал, расстегнул наручники и говорит: «Умойся там, походи и разомнись». Ничего себе! Хотела завязать волосы, но единственное, что у меня не нашли при обыске, — белый силиконовый браслет. Омоновец заметил и говорит, что, мол, увидят — убьют.

«Парни и мужчины пели гимн Беларуси, а их мудохали»

В автозаке поставил в стакан. Там была полочка, на которой я спала по дороге на Окрестина. Когда послышались хлопки, стало понятно, что мы в городе. Я вообще-то даже не знала о существовании Окрестина. Людей становилось больше, начали класть на траву, а девушкам разрешили стоять в одной кучке.

Вокруг были менты, омоновцы и, наверное, военные в зелено-песочной камуфляжной форме. Горжусь девчонками, которые постоянно требовали их выпустить и жаловались, что им холодно. Менты велели им приседать и отпускали пошлые шутки. Уже не помню, что на это ответила одна из них, но я тогда подумала: «Бляха, какая же ты красава!»

Стояли мы бесконечно, кажется. И тут чуваки в песочной форме приносят тент. Менты и омоновцы ничего не сказали. Видимо, вояки были там в авторитете. Мы с девчонками, как куропатки, сгруппировались и пытались согреться.

Когда стемнело, опять начались передвижения. Нас загнали в здание, поставили у стенки и приказали раздеваться догола, приседать. Была мысль, что в здании будет тепло, но нас, 35 девушек, вывели в прогулочную бетонную камеру под открытым небом. Решили, что те, кто одет теплее, ложатся у стенки. Вытянули стельки, подложили под попу, сгруппировались и улеглись. Я проворонила все сладкие места и была у стенки. В майке, джинсах и сандалиях было холодно. Кто-то плакал, кто-то делал какие-то упражнения, а я заснула.

«Все бы ничего, но была женщина, которая протрезвела в камере, словила там же «белку» и ударилась головой о стену»

Проснулась от дичайшего ора. Парни и мужчины пели гимн Беларуси, а их мудохали. Слушать это было совершенно невозможно. Я была не одна, кого взяли с друзьями или парнями. Поэтому мы просто молча плакали. Крики и ор типа «Я люблю ОМОН» почти не прекращался — постоянно подвозили новых людей.

После распределения я попала в камеру, где уже сидело человек 30-40, наверное. Все бы ничего, но была женщина, которая протрезвела в камере, словила там же «белку» и ударилась головой о стену. Единственное, что силовики сделали за это время, — кинули в камеру бинты. Мы кричали в кормушку, чтобы для нее вызвали скорую. Пригрозили, что если мы не замолчим, нас пустят по кругу и зальют в камеру воду. Было жарко. Но после улицы я прям кайфанула. Девочки, которые сидели там с 9 августа, сказали, что дали только одну буханку хлеба. С водой было примерно также. Зато крики и звуки избиений долетали исправно.

Около тумбочки был тонкий серый ковер. Я скрутилась на нем и уснула. Через час услышала свою фамилию. Меня с девушкой Лизой долго мурыжили и таскали по этажам. Было непонятно и страшно. Вокруг суматоха, никто не знает, сколько людей, где они. В одной из открытых кормушек я увидела, что пацаны в камере сидят в одних трусах. (Возможно, речь идет о камере «пляжных мальчиков», о которой рассказал Вячка Красулин — Август2020)

Выводят и запрещают смотреть по сторонам. А ты-то все видишь, как люди стоят и лежат у стен, лужи крови. Выходим, а я не понимаю, где мы. Подбегает вояка, который говорит, что мы на Окрестина в районе станции метро Михалово, а в той стороне — волонтеры. Но идти туда он не советует. «Чего?! Не идти к волонтерам? В чем проблема?»

«Я была в пледе и без сил, поэтому просто упала в кусты»

Волонтеры дают мне плед, я прошу телефон и начинаю писать в инсте всем, чьи ники помню. Естественно, в четыре утра никто не отвечает. Хочется курить. Но докурить сигарету я не успела: все побежали, какой-то пацан кричит «ОМОН». Сейчас не уверена, что это был ОМОН. Не знаю никого, кто там был в то же время и мог бы это подтвердить. Но люди побежали.

Я была в пледе и без сил, поэтому просто упала в кусты. Не дышу, а мимо меня бегут и бегут люди. В момент затишья понимаю, что кусты — слабое прикрытие, нужно добраться хотя бы до проспекта. Скомкала плед, чтобы не выглядело, что я из «этих». Топаю, топаю и вижу двух «космонавтов» в метрах 20. Не смотреть, не смотреть! Такая паника и страх, что я прячусь в биотуалете. Хорошо, что был плед — как-то удалось сесть. Просидела я там часа два. Решала, что выйду только тогда, когда услышу шум со стороны проспекта.

Через некоторое время услышала, как какой-то парень по телефону говорит, что идет к волонтерам. Он, видимо, хотел зайти по дороге в туалет, дергает ручку, а на него вылетаю я. «Доведи меня до проспекта, я здесь живу недалеко, просто доведи!» Это было максимально истерическое состояние. Он отвел меня к волонтерам.

Единственный адрес, который помнила, — подруги. Друзья встречали в слезах. Стало понятно, что о задержании уже знали, что нас искали. Рассказать я ничего не могла. Было ощущение, что это происходило не со мной, что я вру и выдумываю. Очень странное чувство.

Ребят выпустили на следующий день, 14 августа, в Слуцке. Встречала я их в пижамных штанах, потому что торопилась и так вышла из дому.

P.S. В ноябре Маша узнала, что идет дело об аннулировании вида на жительство в Беларуси. Позже адвокат сообщил, что ее оштрафовали на 20 базовых, аннулировали ВНЖ и закрыли въезд на 5 лет. Но есть и позитивное в этой истории. После выхода Марик признался Маше, что на Окрестина, в позиции «мордой в пол», он понял: Маша — та самая. Свадьбу ребята отмечали под бело-красно-белым флагом, который им подарил общий друг.

Автор: команда проекта Август2020

Фото: команда проекта Август2020

Back to top button